Некоторым, для существования и места среди живых , необходима страсть, увлеченность чем либо. Это приземляет, опуская к земле, одновременно окрыляя. Фанатичность - тяжелый порок. Но правильный.
Франческо усмехнулся, просматривая отчеты - все выглядело чисто. Миланская лиса снова извернулась, в последний момент спрятав концы в воду. Однако любое противостояние заканчивается - и кардинал ди Медичи знает, что его верные псы подбираются все ближе. На самом деле иногда он находил в своем противостоянии с Катариной особую прелесть - напряжение, которое вызывал шорох алого подола на конклаве, блеск монокля и взгляд за ним - постоянная бдительность помогала Франческо всегда быть начеку. Глаза цвета лезвия неусыпно следили за ним, и он, в свою очередь, отслеживал каждый шаг изящной туфельки. Порой это переходило в настоящую войну между Бюро и Министерством, и над Ватиканом словно стягивались стальные шнуры - ненависть и желание захватить побольше власти разгоралась очищающим огнем, выжигая мелкие интриги, направо и налево разгоняя склоки. Агрессивному Ватикану - в далеком, забытом прошлом Великой Римской Империи всегда требовались выпустить немного крови, чтобы сделать этого зверя сильнее. В спокойствии и праздности заключается слабость, ведущая к погибели. Но насколько бы сильным не было противостояния брата и сестры, стоящих у подножия Престола - оба они знали, что эта борьба - ради блага их церкви и людей. Сколько будет еще таких схваток?
Катарина еще раз проверила документацию - ничего подозрительного в стопке бумаг не было. Ничего, что могло бы привлечь внимание инквизторов. Иногда она получала удовольствие от этой игры - оставить псов господних с носом, в очередной раз провернув блестящую операцию. Особую прелесть ей доставляло то, что Франческо - чесный и прямолинейный до самого конца - не будет нарушать установленных правил и попытается казнить ее. Хотя и понимает ее старший, воинственный и фанатичный брат, что без нее Рим не выстоит. И редко-редко, кардинал ди Медичи предпочитает ошибиться в расчетах, позволяя агентам Сфорцы избежать кары небесной. Катарина улыбалась - как это прекрасно, чувствовать себя нужной, как это замечательно - иметь семью.
Конгрегация располагается в бывшем дворце инквизиции – в Каза Санта, просторном здании с внушительными воротами, находящемся на Виа дель Сант-Уффичо, рядом с собором Святого Петра. Прежние застенки были превращены в кабинеты и архивы. Именно из этой штаб-квартиры Конгрегация ведет свои дела, немалая часть которых имеет чисто судейский характер. Главой судебного отдела Конгрегации и по крайней мере двое из его помощников-судей всегда являются доминиканцы, чем поддерживается традиционная связь с изначальной инквизицией
«В последнее время папе взбрело в голову испытать свою непогрешимость. Будучи на прогулке, он крикнул паралитику: «Встань и иди». Бедняга попробовал встать и рухнул наземь, что крайне расстроило наместника Бога… Мне и правда кажется, что он лишился рассудка».
Они дали ему имя - Ковчег. Слишком черное небо, усыпанное звездами, отныне было изуродовано исполинским неправильным силуэтом. Он стал последней надеждой для колонистов, что так страстно желали возвращения домой. Изломанные черты корабля больше напоминающего здание или башню, вселяли благоговение. Сейчас спящее чудовище, звездолет обратился луной - вселяя ужас недремлющим оком. Будет слишком поздно, чтобы понять. Это не ковчег, не шанс на гипотетическое спасение. Это Вавилонская башня, которой суждено рухнуть, едва она достигнет небес. И судьба человечества - быть погребенным под останками.
Метоселанская знать ныне тщеславна без меры, потому небольшая реклама. Имперский упырь (не возникай, чудовище, это тебе во благо) коим овладели бесы, которых он упорно кличет "муза" и "вдохновение" (также имеет место грех гордыни), принял решение явить миру свои записки о внешнем мире. Монстр возомнивший себя путешественником усердно марает бумагу, расписывая свои нечеловеческие подвиги в самых ярких красках и приглашает благодарных (или не очень) читателей.
Все должно быть четко разграничено, а управление должно вестись железной рукой. Общество действует, согласно принципу "подчиняюсь сильнейшему". Кроткий агнец не поднимет войска, не пройдет по вражеским землям, оставляя за собой золу разрушенных городов. Но с другой стороны - следует, по возможности избегать максимальных разрушений. Несмотря на то, что порой это значительно легче - наши ресурсы не неисчерпаемы, посему нужно пользоватся тем, что посылает нам Господь. Обратить оружие противника против него самого.
Все возвращается на круги своя, и зима постепенно сдает позиции весне, обольстительной красотке, чье теплое дыхание возвращает жизнь спящей земле, неизбежно приклеивая к лицам людей растерянные улыбки. Уставшие от зимы жители Рима как никогда, полны надежд и веры в светлое будущее. Весна - время посева. И от доброго сеятеля зависит характер этих семян. От его веры и усердия меняются всходы среди добродетельной паствы. Весна - время свершений и обновлений.
Кардинал читает "Трех мушкетеров". Объем текста приводит в священный трепет, но начало уже нравится. А в промежутках я добиваю "Фольклор Ветхого Завета".
Мир превратился в безбрежное море, которое мельчало, прорастая водорослями. На то и дело возникающих отмелях из воды поднимали плотные стебли странные цветы. А в некоторых местах водоросли росли так густо, сплетаясь в клубки, что фактически образовывали собой почву, на которой уже начинали произрастать первые деревья, бледные от избытка влаги. Солнце в ясно, ярком синем небе днями жарило новый океан, да так сильно, что ночами стоял густой туман, который к утру разгонял рассветный ветер. Целые дни ничего не делания могли бы свести с ума, если бы не работа. Вчера, например, из клетки вырвался слон, затоптавший нескольких животных - значит ли это, что этих зверей больше не будет на земле после Потопа? Она стояла на палубе Ковчега, переклонившись через разбухший и перекрученный после ливня поручень. Водоросли кончились, - солнце просвечивало толщу воды, чистой и прозрачной. Они проплывали над городом. Это самое интересное - она считала их родной город величайшим творением цивилизации, огромным, с высокими домами и отличными чистыми улицами с опрятными канавами для помоев. А далекие, туземные города были порой совсем другими. Незнакомые постройки, странные храмы, зачастую величественные и пугающие, ставшие частью прошлого сказки. Она немного умела писать и твердо решила записать несколько историй-безделиц - будет, что рассказать детям, спящим в верхних комнатах, и детям, пока что дремлющим в ее утробе. Она подобрала с палубы щепку и бросила вниз, на подводный город. "Я назову тебя Атландитой" Затем ее стошнило.
Часто хочется позволить себе быть влюбленным. А нельзя, запрещаю. Опасно, бесполезно, больно, и не стоит картонных крыльев. И полеты возможны только на рассекающем воздух дирижабле, живым электрофицированном монстром, сочленения которого двигаются глубоко под полом. И как тут разобрать, игровой этот пост, или нет? Не игровой. Мне физически доставляет удовольствие обожание. Мое, или меня.